Позже в этот день, после очередных неудачных поисков среди скал, Натан сверился со своим планом и начертил большой крест еще на одном квадрате. Осталось всего пять. Придется ли обыскивать все квадраты, или они уже завтра найдут драгоценности? Или послезавтра? Он чувствовал, что время поджимало, хотя могла возникнуть необходимость искать во всех пяти. Как только поиски закончатся – он либо найдет драгоценности, либо признает поражение. – время пребывания в Корнуолле тоже истечет.
Скорее всего уже на следующей неделе си получит ответ от отца Виктории на свое письмо, и хорошо, если там будет дополнительная информация. Но вдруг лорд Уэксхолл попросит, чтобы его дочь отправили обратно в Лондон?
Как бы то ни было, Натан чувствовал, что волшебное время с Викторией стремительно убывало, как песок, высыпающийся из кулака.
Свернув карту и положив ее в ботинок, он посмотрел на Викторию, которая карабкалась в двадцати футах от него и собирала маленький букет сиреневых цветов. Солнце играло золотыми лучами на ее волосах, и... Боже, она была так прекрасна! И он так сильно любил ее, безумно хотел. В голове эхом отозвался совет отца, и Натан понял, что тот был прав. Он должен сказать ей о своих чувствах. Но как? И когда?
«Подожди, – предостерегал его внутренний голос, – дай ей немного времени. Конечно, ты ей нравишься, это же очевидно! Возможно, она влюбится в тебя».
Он горько усмехнулся. Ну да. А может, разобьет ему сердце.
Она остановилась и взглянула на него. Возможно, его желание было отражено во взгляде, потому что ее глаза ответили той же искрой. С соблазнительной улыбкой на губах она медленно направилась к нему.
– Ты какой-то задумчивый, – сказала она, подойдя.
– Просто любовался видом.
Ее взгляд свободно скользнул по его телу, упершись в пах, потом она снова подняла глаза и сказала:
– Да, вид потрясающий.
Он подавил в себе горестный смех, возникший от того, как легко ей удавалось возбудить его. Она протянула букет:
– Это тебе.
Тронутый жестом, он принял подарок, скользнув пальцами по ее руке.
– Мне никогда прежде не дарили цветов.
Она улыбнулась:
– Я сама никогда не дарила их. Конечно, они ничто по сравнению с теми прекрасными розами от тебя, но...
– Нет, это не важно. Дело не в цветах, а в том, кто тебе их дарит. – Он прикоснулся губами к ее мягкой щеке. – Спасибо.
– Пожалуйста.
– У меня тоже есть для тебя подарок. Я сейчас вернусь.
Отойдя от вяза, он направился к плакучей иве, в тени которой были привязаны его вороной и Фиалка. Натан положил букет в седельную сумку и, вытащив оттуда кожаный мешочек, вернулся к Виктории.
– А это тебе, – сказал он и протянул ей маленький подарок.
В ее глазах появилось удивление.
– Что это?
– Есть только один способ узнать.
Он смотрел, как она развязала мешочек и высыпала содержимое на ладонь. Тут он неожиданно засомневался. Стоило ли дарить ей то, что не оценишь в крупную сумму денег, когда она привыкла и действительно заслуживала самых дорогих, изысканных драгоценностей? Она подняла тонкий черный шнурок, на котором висела, переливаясь, белая ракушка.
Она несколько секунд рассматривала ракушку, затем сказала:
– Я ее помню. Ты нашел ее у берега, когда впервые привел меня на пляж. – Она перевела взгляд с ожерелья на него. – Когда показал мне Хрустальную пещеру.
– Да, – ответил он, не в состоянии скрыть изумления. – Неужели ты помнишь?
Она с нежностью посмотрела на него.
– Натан, я никогда не забуду ничего из случившегося в тот день.
Положив мешочек на землю, она надела шнурок на шею. Затем подняла ракушку к солнцу и стала изучать ее.
– Как ты сделал ее такой блестящей?
– Несколько слоев прозрачного лака. От этого ракушка блестит и становится крепче. – Он откашлялся. – Я хотел подарить тебе что-нибудь на память о твоем пребывании здесь. Знаю, это совсем немного, но...
Она приложила пальцы к его губам, останавливая.
– Нет, Натан. Это ожерелье... оно восхитительно. И наполнено мыслями. Прямо как человек, подаривший его мне. Спасибо. Я буду беречь его.
Взяв ее за руку, он сделал несколько шагов назад, увлекая ее за собой, пока его спина не прислонилась к дереву. Расставив ноги, он притянул ее к себе.
– Я рад, что тебе понравилось, – сказал он, наклонив голову и дотрагиваясь губами до чувствительной, пахнувшей розами кожи за ее ухом.
По ее телу пробежала легкая дрожь, и она обвила руками его шею. Чуть отклонившись назад, чтобы посмотреть на него, она сказала:
– Кстати, кажется, моя тетя испытывает симпатию к твоему отцу.
– Прекрасно. Похоже, ему тоже по душе твоя тетя. – Он провел пальцами по ее мягкой, как лепесток, щеке. – А его сын без ума от ее племянницы.
Она приподняла брови.
– Который? У него двое сыновей.
Он знал, что она шутит, но ревность все же проснулась.
– Я имел в виду себя.
– Означает ли это, что он хотел бы, чтобы они с ней стали друзьями?
– Нет.
– Почему же?
– Потому что друзья не делают этого. – Он погладил ее грудь, дотрагиваясь до сосков через ткань платья. – И этого тоже. – Потянувшись вперед, он крепко поцеловал ее в шею.
Она откинула назад голову, утонув в удовольствии. Опустив руку, она скользнула ладонью по его органу, что вырвало стон из его горла.
– Полагаю, такого друзья себе тоже не позволяют, – сказала она хрипло.
Его пальцы приступили к делу, расстегивая пуговицы на ее платье.
– Я не уверен... сделай так еще раз, и я тебе скажу точно.
Она погладила еще раз, затем пощекотала головку кончиками пальцев.
– Нет, – выдавил он из себя, – этого они точно не делают.
– Даже если они лучшие друзья?
– Да, даже при этом.
Закончив с пуговицами, он снял с нее платье и нижнюю рубашку одним движением.
– А чего еще друзья не делают?
Он лениво провел пальцем по затвердевшему соску.
– Ты точно хочешь знать?
– Да.
Раздалось довольное урчание – он наклонил голову и обхватил губами сосок. Она бездыханно произнесла его имя, и печальное ощущение сильного желания, что он испытывал к ней, которую любил и так боялся потерять, ринулось потоком через него. Это было отчаяние, какого он никогда не переживал раньше. Он спустил платье и белье еще ниже, затем поднял ее и отбросил вещи в сторону, оставив на ней лишь чулки и высокие ботинки для верховой езды. Тяжело дыша, он положил ее ногу к себе на бедро и, придерживая ее одной рукой, второй начал гладить обнаженную спину, опускаясь ниже, к ягодицам, затем еще ниже, начав ласкать припухлые складки. Они уже стали влажными, готовыми для него. Он лишился самообладания.